Забытые истории

Царевна Ксения, единственная дочь царя Бориса Годунова, по московским понятиям, была девушкой редкой красоты: среднего роста, полнотела, румяна и кругла лицом, с черными глазами и длинными косами по плечам. Тело ее было словно из сливок, говорит восторженный современник, а брови ее сходились. Обладая приятным голосом, она прекрасно пела и, подобно брату Федору, получила отличное по тем временам образование. Как говорит летописец-современник, Ксения «поучению книжному со усердием прилежаще» и «зело научена премудрости и всякого философского естественнословия». Терпеливо и основательно постигала Ксения смысл «семи мудростей»: грамматики, диалектики, риторики, арифметики (или числительницы), геометрии, астрономии (или звездозакония), а также музыки.

Борис подыскивал ей иноземного жениха королевской крови. Сначала его выбор остановился на шведском принце Густаве, изгнанном из своей страны.

Густав свободно разговаривал на пяти языках, в том числе на русском, и обладал недурными познаниями в химии, заслужив имя второго Парацельса. Годунов пригласил его в Россию, пообещав в приданое ливонское королевство, которое, правда, нужно было ещё завоевать. Но Густав не согласился ни принять православие, ни расстаться со своей любовницей, которую привёз с собой в Россию. Затосковав по свободе, он во всеуслышание грозился поджечь Москву, если Борис не отпустит его из России. Рассерженный Годунов отослал его в Углич, передав в распоряжение августейшего арестанта доходы с этого города.

( Collapse )

Поселившись в 1842 году в Доуне, Дарвин провёл здесь 40 лет спокойной и деятельной жизни.

Он никогда не отступал от заведённого порядка — черта, присущая всем много работающим людям.

В его привычки входило раннее вставанье, короткая прогулка и затем — около восьми часов — завтрак, после чего учёный садился за работу. Работал немного — примерно до полудня, с перерывом, и, если занятия шли успешно, говорил с удовольствием: «Сегодня я хорошо поработал».



( Collapse )

Владимир Алексеевич Гиляровский, или, как обычно звали его многочисленные приятели, дядя Гиляй (один из его литературных псевдонимов), был человеком таких разнообразных качеств, что не зря про него говорилось, будто он «и швец, и жнец, и в дуду игрец».

Всегда чем-нибудь занятый и торопливый, с полными карманами всяких записок и бумаг, весело похлопывающий в то же время пальцами по серебряной табакерке, предлагая всем окружающим, знакомым и незнакомым, понюхать какого-то особенного табаку в небывалой смеси, известной только ему одному, дядя Гиляй щедро расточал направо и налево экспромты по всякому поводу, иногда очень ловко и остроумно укладывая в несколько стихов ответ на целые тирады, только что услышанные.

Когда появилась толстовская пьеса «Власть тьмы», дядя Гиляй сострил:

( Collapse )

Наука - это такая религия, в которой надо верить людям.
( Collapse )