Во-вторых, историческое существование государства и этноса может не совпадать по времени. Если, скажем, русский народ выработал свои этнографические особенности в ходе сложения и развития древнерусской государственности, то славянский этнос в целом большую часть своего времени прожил вне или без государственных форм исторического бытия.
Тем не менее у древних славян, как и у других первобытных племен, разумеется, была своя определенная социальная организация и институты власти. В науке они получили название потестарных, т. е. догосударственных органов власти, которые выполняют в общем те же функции, что и государственные органы, но в отличие от последних не имеют политического характера.
Самые ранние письменные сведения о социальной организации древних славян относятся к VI веку н.э. По археологическим материалам мы знаем, что до эпохи Великого переселения народов славяне обитали на территории современной Польши и Германии, в бассейнах рек Висла, Одер и Эльба. В IV–V веках они приступили к колонизации тех европейских земель, на которых обитают и поныне. Начиная с VI века славяне, массами переселявшиеся на Балканский полуостров, сделались главным военным противником Византии. Это заставило византийских писателей обратить на них самое пристальное внимание. Наиболее подробное этнографическое описание славян содержится в сочинениях императора Маврикия и Прокопия Кесарийского, византийского военного и государственного деятеля. Оба жили в середине–второй половине VI века.
Византийские писатели, хотя и знают о племенном многообразии славянства, но все же говорят о славянах как о едином народе. Это соответствует современным историческим знаниям о наших предках. Весь древний период существования славянства — с VI тысячелетия до н.э. и по конец I тысячелетия н.э. — историки называют эпохой общеславянского единства. Имеется в виду, что все славянские племена выступали тогда единой этнографической массой, с более или менее общим для всех языком, культурой, мифологией, религией, социальной организацией и т. д. Поэтому сведения, сообщаемые Маврикием и Прокопием, в полной мере приложимы и к тем славянским племенам, которые несколько позже заселили территорию нашей страны.
Социальную организацию славянских племен Прокопий называет народовластием. В отличие от него, Маврикий полагает, что славяне пребывают в состоянии анархии и взаимной вражды, не зная порядка и власти, и добавляет, что у славян есть множество вождей, которые обыкновенно живут в несогласии друг с другом. Все это типично для родоплеменного общества. Но замечание Маврикия об «анархии» следует понимать в том смысле, что у славян не было единодержавия, подобного императорской власти, которая для византийских писателей являла единственный образец подлинно легитимной власти.
Политический статус славянских «вождей» и размеры их власти остаются для нас неясными. Византийские писатели обыкновенно употребляют по отношению к предводителям славян термин «архонты», который вообще прилагался к независимым правителям варварских племен и племенных объединений. Но вместе с тем целый ряд текстов позволяет сделать вывод о существовании среди славянских вождей определенной иерархии.
Например, другой византийский писатель Иордан, тоже живший в VI веке, рассказывает один эпизод, относящийся к славянской истории IV века. В то время на территории Северного Причерноморья существовала могущественная держава готов. Славянские племена, обитавшие на землях Восточного Прикарпатья, были подчинены готам и платили им дань. Но когда на готов напали степные племена гуннов, славяне отказались поддерживать своих угнетателей и выступили против них с оружием в руках. В первой стычке славяне одержали верх, но в конце концов победа осталась за готами. Чтобы удержать славян в повиновении, готский предводитель Винитарий прибегнул к террору. По его приказу были распяты славянский вождь по имени Бож, его сыновья и 70 знатных людей (Иордан называет их «первые», primarios). Интересно, что Иордан проводит равенство в титулатуре победителя и побежденного. И Винитарий и Бож названы у него королями (regem). Видимо, славянский князь Бож возглавлял крупный союз семидесяти славянских родов, во главе которых стояли менее крупные вожди или племенные старейшины. Вместе с тем рассказ Иордана свидетельствует о высоком внутриплеменном авторитете славянских вождей, так как расправа над верхушкой славян прекратила их сопротивление готам. Этот эпизод сравним с рассказом Тацита о том, как знатный германец Сегест советовал римскому полководцу Вару заключить в оковы вождей германского племени херусков. «Простой народ, — уверял он, — ни на что не осмелится, если будут изъяты его предводители».
Племенной знати, следовательно, уже принадлежала ведущая роль в управлении. Хотя по замечанию Прокопия все дела решались у славян сообща, термин «военная демократия», введенный в историческую литературу Энгельсом, строго говоря, неприемлем для определения общественного строя варварских народов. «Демократическая» стадия развития доисторических обществ — не более, чем иллюзия. В варварских коллективах власть изначально носила аристократический характер, то есть предполагала высокое личное значение вождя, исправлявшего высшие военные, судебные и жреческие функции, которые постепенно закреплялись за одним, «царским» родом. Под «демократизмом» властных отношений у славян, таким образом, следует понимать только непринудительный, добровольный характер связи знати и рядовых членов племени.
Важнейшей отличительной чертой социально-экономических отношений древнего славянского общества было то, что богатство и социальное неравенство еще не стояли в непосредственной связи друг с другом. Если сокровища и накапливались изначально в руках вождей, то формально принадлежали они все-таки племенному коллективу в целом, чьим олицетворением и являлся вождь. Разумеется, близость вождя к накопленным богатствам постепенно усиливала его социальный престиж и власть. Но в хозяйственном укладе племени или рода, равно как и в социально-экономических отношениях между их членами, богатство длительное время не играло существенной роли. Богатый человек не имел никаких преимущественных прав перед своими более бедными сородичами и соплеменниками.
Славянское общество было по преимуществу обществом свободных сородичей. Однако в нем уже существовал институт рабства. Рабами были пленники — мужчины, женщины и дети, захваченные в чужих землях во время военных походов. В VI столетии, по сведениям византийских авторов, их количество исчислялось уже десятками тысяч. Правда, рабство не было пожизненным. По истечении некоторого, точно установленного срока пленным предоставлялось на их усмотрение — вернуться домой за известный выкуп или остаться среди их бывших хозяев в качестве «свободных людей и друзей». Это показание Маврикия находит соответствие в древнерусском фольклоре. В былине о Чуриле Плёнковиче говорится, как этот богатырь попал в услужение к князю Владимиру, фактически став его домашним рабом. Затем, по прошествии некоторого времени, Владимир даровал Чуриле свободу в следующих словах:
Да больше в дом ты мне не надобно.
Да хоша в Киеви живи, да хоть домой поди.
Четкого, определенного законом (или даже обычаем) места для рабов в социально-экономическом укладе раннеславянского общества еще не было, а работорговля практически отсутствовала. Полон захватывали, во-первых, ради получения выкупа, причем выкупа коллективного и, следовательно, весьма прибыльного, так как в роли выкупающей стороны выступали в большинстве случаев византийские власти — государство и Церковь; и, во-вторых, для пополнения убыли мужского населения в военных походах — за счет тех пленников, которые после своего освобождения соглашались стать членами славянских родов. Род, племя выступали главными собственниками и распорядителями захваченного полона, а отдельные члены племени были, по сути, всего лишь временными пользователями рабского труда, в котором, впрочем, еще не существовало особой хозяйственной нужды. До своего выкупа или освобождения по сроку пленники выполняли роль домашних слуг, женщины зачастую становилась наложницами. Некоторую часть пленных использовали в качестве, так сказать, «алтарного мяса», то есть для ритуальных жертвоприношений, но этот кровавый обычай в средневековую эпоху отмечен только у славян Балтийского региона.
Вот собственно и все, что можно сказать определенного о социальной организации славян в эпоху общеславянского единства на основании раннесредневековых письменных памятников.
Journal information